Анатолий Радов - На поверхности (Сборник рассказов) [СИ]

— Да ну, — так же шёпотом отвечает Танга. — Они, наверное, и внутрь развалины зайти не могут. Откуда им знать, что в неё нужно входить через большую дыру?

— Это точно, — подтверждает Зак.

— А ты что думаешь, умник? — спрашивает Глоб у меня, и от удивления мои глаза округляются. Никогда ещё Глоб не спрашивал у меня с таким серьёзным выражением лица. Никогда и ни о чём. И где же твоя вечная ухмылка, здоровяк? А? Что, страшновато стало?

Теперь уже я, пытаясь упрятать внутрь ухмылку, отвечаю с таким же серьёзным видом.

— Даже если они и вошли сюда, то наверх всё равно не смогли бы подняться. И самый большой умник через такой завал не проберётся. Нужно проверить все пространства здесь внизу, и потом, думаю, можно будет ничего не бояться.

— Ну смотри, — с совсем неуместной злостью бросает Глоб, и мы направляемся к дальнему пространству.

Первым в него заглядывает Зак, натянув жилу стрельбака. Мы молча ждём. Зак долго смотрит внутрь седьмого пространства и мы не выдерживаем.

— Ну чего там? — спрашиваем у него нестройным хором.

— Хм, — Зак оборачивается. — Знаешь что, Ант, здесь такие же штуки, как и три у твоего отца. Только здесь их на-а-много больше, — он лихо присвистывает.

Я быстро подхожу к Заку и выглядываю из-за его плеча. Действительно, такие же штуки, как у моего отца. Он называет их умницами. Именно за такими он и отправился однажды через чёрные леса, чтобы обыскать развалины, но видимо ничего не нашёл в них и потому вернулся с пустыми руками.

Это его очень огорчило, что было видно по тем же глазам. Не могли его глаза ничего сокрыть, выдавали сразу наружу, что было лишним поводом для поселения считать его несерьёзным.

— Ну, умник, — снова с ухмылкой протягивает Глоб, — Вот оно ваше счастье. Набирай поклажу своему отцу.

— Здесь и расположимся, — Зак устало бросает стрельбак на пол. — Дырка всего одна и не со стороны дороги серого льда. Можно прямо возле неё огонь разжигать, водеры не увидят.

— Точно говоришь, — тут же соглашается Танга и плюхается на задницу. — Устал, ничего уже не хочу.

— Врёшь, — улыбается Зак и плюхается у стены. — Спать-то хочешь?

— Спать хочу, — кивает Танга. — Глоб, разведёшь огонь?

— Разведу, — быстро соглашается тот с какой-то радостью, тут же начиная скидывать умницы с полок в кучу возле единственной дырки.

— Может, чего-нибудь другое палить будем? — предлагаю я, чувствуя, как невольно сжимается сердце. Хотя, для меня это и не особо важные штуки. Нет, отец, конечно, научил меня мёртвому языку и даже заставил просмотреть те три умницы, которые у него имелись, но вот так, чтобы до сжатия сердца… — Можно то бревно притащить, из-за которого мы стреляли.

— Ага, — Глоб смеётся. — Щас мы по сумраку попёрлись за бревном, как же. На потеху водерам, вот те обрадуются. А эти штуки хорошо горят… старшие говорили, а они врать не будут.

— Ты просто даже не представляешь сколько в них ценного может быть.

— Да ладно тебе, Ант, — зевнув, встревает Зак. — Всё равно много ты своему отцу не утащишь, а мы помогать не станем.

— Во, видал, — Глоб потирает руками и достаёт из сумки, висящей на плече, чиркало. — Все согласны. Так что давай, помогай.

— Сам делай, — отвечаю я, и мой взгляд останавливается на низком предмете похожем на стол для еды. На нём лежит что-то похожее на умницу, но в то же время не совсем такое. Я подхожу ближе. Странная умница раскрыта примерно посередине.

— Чего ты там нашёл? — спрашивает Танга, но тут же теряет интерес, и обращается уже к Заку. — Давай, доставай шыриц.

— Четыре осталось, — Зак лезет в свою сумку, и достав одну, протягивает Танге. — Самые просушенные.

— Люблю хорошо просушенные, — в голосе Танги прямо чувствуется аппетит.

Глоб быстро добывает огонь из чиркала и спешит к Заку.

— Мне самую большую давай, — с оживлением говорит он. — Я с ног уже валюсь от голода.

— На, на, — смеясь отвечает Зак, протягивая следующую шырицу командиру.

— Ну чего там? — спрашивает жующий Танга. — Эй, Ант!

Я отрываю взгляд от умницы в своих руках и бросаю его поверх быстро разгорающегося пламени. Какая-то это не такая умница, как остальные. Каждый листок находится в непонятной прозрачной обёртке, через которую видно так, словно этой обёртки нету совсем.

— Я в эту умницу посмотрю немного, — рассеянно отвечаю я, и присаживаюсь недалеко от костра.

— Лови свою долю, — громко говорит Зак, и перебрасывает небольшую сушённую шырицу высоко через пламя.

Я еле успеваю поймать и глупо улыбаюсь.

— Во, он и будет первым сторожить, — радостно говорит Глоб и впивается зубами в солонковатое мясо засушенного зверька.

— Хорошо, — киваю я, откусывая небольшой кусок от своей доли и не отводя взгляда от умницы.

— Не забывай огонь поддерживать.

Я снова киваю.

В первое время приходится часто подбрасывать новые и новые умницы, чтобы огонь не погас, и я делаю это, хоть моё сердце продолжает сжиматься. Но пламя позволяет видеть то, что в этой, другой, не такой как все умнице, листья которой находятся в странной обёртке. Краем моего острого слуха я вылавливаю разговор ребят. Они мечтательно рассуждают о том, как вернутся с кучей ушей водеров, и как вожак поселения Смон Игр назовёт их лучшими воинами этого круга времени.

— Я буду смотреть на него равно, — увлекаясь, говорит Глоб. — Даже глаз отводить не буду.

— А не боишься, что он тебе морду в грязное месиво превратит? — спрашивает Зак.

— Он на его место метит, — как всегда спокойно заявляет Танга.

— Ничего не мечу, — тут же испуганно отнекивается Глоб, понимая, что сказал лишнее. Смон Игр суровый вожак, огромный и не терпящий неповиновения. Пока старость не лишит его силы, вряд ли кто-то сможет отобрать его место.

Но всё это постепенно отодвигается, размывается. Огонь больше не нужно поддерживать так часто, небольшое пламя подолгу долизывает чёрные остатки сгоревших умниц. Я не замечаю, как ребята засыпают, погружаясь всё глубже и глубже в то, что вижу в странной умнице. И хотя мне тяжело, я многого не понимаю, но кажется, с каждым новым листком мне становится всё легче и легче. Словно умница сама обучает меня, как когда-то обучал отец. Но разве мог дать мне отец то, что я получаю сейчас. Что были его три умницы? Ничто, по сравнению с этой.

Я чувствую, как внутри меня словно что-то расширяется, и вот мне уже хочется разбудить ребят, рассказать им, но я сдерживаюсь, зажимаю в себе, с великим трудом, потом лучше расскажу, завтра, когда буду знать всё, когда…

— Тварь! — резкий удар по щеке грубо выхватывает меня из сна. Я, ничего не соображая, вскакиваю на ноги, и глупо смотрю прямо перед собой. Перекошенное от злости лицо Глоба.